Николай Матвиенко
Цикл рассказов "Исход и бытие"
2025 год
Почему Исход? Потому что я исходил из дома, из насиженного места и шагал в неизвестность, как кочевники-евреи по пустыне. Почему бытие? В бытность мою и солнце по другому грело, и люди были другие. Бытие нас всех поменяло, и солнце стало по другому греть - ярче и сильнее, да и травка зеленее.
Путевые записки путешественника делятся на четыре периода – Австралийское, Американское, Европейское, Российское путешествие.
Добрейшая Екатерина Александровна.
Вы меня натолкнули на мысль написать воспоминания эссе о моем путешествии в Австралию в 1990 году на корабле из порта Находка на Дальнем Востоке в порт Мельбурн в течение 30 дней на советском контейнеровозе Гамзат Цадаса. С заходом в порты Йокогама, Нагасаки, Кобе, Манила. Гонконг, Брисбен, Сидней, Мельбурн. У каждого города есть свой портрет , аромат, узнаваемость и аутентичность.
Я тогда в девяностом году в первый раз увидел аккумуляторный шуруповерт, компьютер, и моему удивлению не было предела, когда из обычной телефонной будки на пляже я за 2 копейки (1 доллар) мог звонить куда угодно, хоть в Россию, хоть в Америку.
В описываемый период я работал на "Центрнаучфильме" помощником режиссера и списался с дальней родней в Австралии. Письмо австралийской родне писала на английском языке директор картины Влада, владеющая английским языком.
К моему удивлению я получил ответ и вызов-приглашение от родственников. Самое первое приключение было на Ленинградском проспекте в ОВИР, так как это было единственное место в Москве которое выдавало гражданские визы к родне за рубежом. Очередь в ОВИР была на двое суток с дежурством ночью по списку. Каждые четыре часа надо было отмечаться в списке. Список вели четыре бригадира, которые тоже ехали по гостевой визе кто в Германию, кто в США, кто в Австралию.
Обменяв советские рубли на 200 долларов и получив визу, первый вопрос был встал как добраться.
Билет на самолет - 1200 долларов. Таких денег у меня не было. Списался с пароходством в Ленинграде – рейсов в Австралию нет.
Списался и созвонился с дальневосточным пароходством – есть рейсы на грузовом корабле. Стоимость в одну сторону триста рублей. Заплатил в одну сторону, думал там останусь. Стал готовиться к поездке.
К тому времени уже работал в Известиях. Поспрашивал корреспондентов Известий что в дефиците в Австралии, кто-то мне брякнул – пишущие машинки и тут же предложил купить у него пишущую машинку. Сказал – недорого. Там продашь за 1000 долларов.
Из меня еще тот бизнесмен. Я поверил – и купил сразу две пишущие машинки у него (корреспондента) и в уме подсчитывал какой я везучий бизнесмен. (Я еще не знал, что Австралия компютеризированная страна, и пишучая машинка это аттавизм из музея техники). На корабле меня встретил боцман приветливый мужчина, постоянно улыбающийся и выделил мне каюту отдельную. Когда мы отчалили от порта Находка в открытый океан для меня это было как попасть в открытый космос – вода вокруг и нет ни одного корабля в видимости.
Первый порт Йокогама в пригороде Токио.
Порт закрытый – меня не выпустили в нород. Потом порт Кобе, потом порт Нагасаки. За четыре дня корабль догружали и разгружали в этих трех портах за пять суток. Меня поразила чистота японских портов и механизированная разгрузка.
Это 90 год. Почти полностью компьютеризированная разгрузка которой управляли пять специалистов с помощью мобильного пульта в чемоданчике. Слово компьютер еще не было ни в одном словаре. А в японских портах плавсостав и грузчики порта пользовались компьютерными чемоданами. Наподобие современного Лап-Топ. В Нагасаки и Кобе мне разрешили выйти в город, потому что у меня была транзитная японская виза. В Нагасаки я ходил с боцманом, чтоб не заблудится и купил первый в своей жизни видеопроигрыватель за 180 долларов. В кармане оставалось 20 долларов от обменника в ОВИР и 50 долларов от обмена с рук маклера возле ОВИР.
Только русский человек такой как Николай Матвиенко может открывать далекие страны и континенты с семьюдесятью долларами в кармане.
В порту Кобе я пошел без сопровождения в город и все время держал на виду мачту корабля, чтоб не заблудиться. Проголодался и решил "покутить" на 12 долларов в японском фастфуде-ресторане. Еще погулял по какой-то японской выставке и к ужину вернулся на корабль на перекличку. Хотя я не плавсостав, но меня "пасли" и проверяли, чтоб не потерять.
Четырехразовое питание на корабле входило в стоимость проезда. Кормили отменно, как и весь руководящий состав. Я питался в кубрике-столовой с начальством: капитан, помощники, механики, боцман, лоцман. Рабочие и обслуживающий персонал в другом кубрике-столовой, куда я иногда заходил, так как там стоял видеопроигрыватель, и мы смотрели пиратские копии американских боевиков. До Манилы плыли восемнадцать суток.
ТРУБА НА ЗАКАТЕ.
Времени было достаточно, чтобы пройти по всем палубам и изучить все три уровня конструкции корабля на случай эвакуации. В самом начале я расписался в бортовом журнале, что ознакомлен с путями эвакуации и знаю куда идти к шлюпке номер три в случае кораблекрушения. Ещё мне разрешили один раз спуститься в машинное отделение и в первый раз я увидел что такое двенадцать тысяч лошадиных сил. На моторе была надпись: Пула, Хорватия, 1971 год, длина корабля сто шестьдесят и ширина двадцать один метр. Фирменный знак Fesco аутентификация Дальневосточного морского пароходства.
Скорость восемнадцать узлов в час. Инженеры и механики народ серьёзный и меня быстро выпроводили из тёмного машинного отделения на яркое солнце на палубу. Любоваться красотами океана единственное разумное времяпровождение на контейнеровозе. Плыть предстояло тридцать суток, с заходом в порт Манила, Гонконг, Брисбен, Сидней.
На второй день путешествия я познакомился и приобрёл друзей на корабле, так как плыть долго.
Андрей и его жена Наталья милая пара. Она в первый раз едет с мужем. Таковы правила Дальневосточного морского пароходства, что жена любого из членов экипажа имеет право один раз в три года ездить с мужем в дальнее плавание. Не все пользуются этой привилегией, но многие дальневосточные женщины бывалые мореплаватели. И гордятся этим.
Познакомился с Виталием матросом, он первый раз вышел в рейс. Познакомились мы в первый день, так как он сосед по моему кубрику - дверь в дверь. Ещё была одна пассажирка кадровый работник пароходства ДВМП FESCO Мила - стюардесса из другого корабля, но мы мало с ней общались на первых порах, потом могли б ближе. С капитаном и с боцманом часто общались в перерывах между их вахтой.
Наверху навигационной башни расположен металлический бассейн размером три на три метра и глубиной чуть меньше двух метров. Это я определил когда нырял и стоял в солёной воде, прикасаясь пальчиками ног ко дну. Туда я часто ходил иногда в одиночестве плескаться, иногда в компании с кем то из членов команды.
В один из тёплых вечеров когда мы отплыли из Нагасаки и приближались к Филиппинскому морю я попросил капитана чтоб он позволил из корабля позвонить в Мельбурн моим родственникам. Он неохотно согласился. И только за небольшую таксу. И к вечеру после ужина инженер связи вызвал меня по громкой радиосвязи в радиорубку. Живо пообщавшись с тётей Настей, которая приходится моей маме двоюродной сестрой, умиротворённый поднялся в бассейн. Пейзаж фантастический до горизонта. Грезы и мечты картинами врываются в моё воображение. Солнце садилось, облака сплели кружево розово-фиолетовое и я поневоле залюбовался пейзажем. Прозрачная вода в бассейне как парное молоко. Я расслабился и закрыл глаза.
Вдруг услышал звук трубы. Сначала не громкий, потом все громче. По первым звукам я понял, что труба играет Авве Мария композитора Франца Шуберта. Я еще не забыл свои занятия сольфеджио у Никифора Акимовича.
Соль, фа, соль, си, си, ля, ля, си, ля, соль, фа, ми, фа, соль, соль.
Труба уменьшительное от слова trompe, «Трамп», что означает «труба». Трубача не видно было, и я приподнял голову над бортом бассейна, чтоб понять откуда звук идёт и увидеть трубача. Звук немного усилился и сейчас я заметил силуэт трубача на корме. Кто то из членов экипажа, но кто я не мог разглядеть. Ветер поменял направление и звук трубы усилился. Теперь я подпевал меморандум вместе с трубой и трубачом.
Ave, Maria, Дева Небесная,
Молись о нас грешных, Мария.
Соль, фа, соль, си, си, ля, ля, си, ля, соль, фа, ми, фа, соль, соль.
В какой то момент я не поверил во все происходящее. Тихий океан, корабль, закат, солнце, труба, Ave Maria, и я. О, если бы были у меня крылья - улетел бы я в небесную даль, как летит эта песня, чтоб растворится в эфире вселенной. В котором океан, небо, звезды, и музыка сливаются в единый порыв молитвы к Господу за всю гармонию, которую Он создал вокруг и дал мне.
Из моих грез вырвал меня голос матроса Виталия.
- И ты здесь? - в руках у него труба.
- Да. Это ты играл?
- Я.
- Ты трубач?
- Сейчас матрос на корабле, а раньше был музыкантом, но женился и надо было деньги зарабатывать.
- Можешь ещё сыграть?
- Не сейчас. У меня вахта через час. Завтра смогу.
Но на завтра мы вошли в Филиппинское море и начался шторм в четыре бала.
И не даёт покоя мне звук этой трубы Ave Maria где бы я не находился, она всегда звучит во мне и помогает преодолевать уныние и страх.
А какая труба звучит в твоих ушах? Когда тебе хорошо.
Очистить свое дно
Мы плыли двенадцатые сутки в теплых водах Восточного и Южного китайского моря. Я иногда заходил в рубку к лоцману, чтоб отслеживать на карте перемещение корабля. В группе островов Осуми, на пути следования корабля образовались вулканические отмели, которые вынуждали сбавлять ход корабля до восьми узлов в час, чтоб эхолокатор успел измерить расстояние до вновь образовавшегося дна, которого раньше не было. И чтоб была возможность маневрирования и остановки судна. Обычно у опытных капитанов есть карты с отмелями и донными вулканическими новообразованиями, и они эти карты передают другим капитанам, чтоб те сбавляли ход в опасных вулканических новообразованиях.
- Полный ход, - услышал я голос капитана из громкоговорящей связи. Эту команду услышали даже рыбаки в проплывающих мимо китайских рыболовецких корабликах, которых было не менее пятидесяти штук в пределах видимости до горизонта.
- А чего это он? – спросил я у штурмана.
- Капитану виднее. На то он и капитан. Либо его очень ждут в Гонконге, либо корабль теряет ход из-за ракушек. А может и одно и другое.
- Каких ракушек? - недоумеваю я.
- В теплых водах их миллионы, и они прирастают к днищу. Корабль из-за них теряет скорость. Расход топлива увеличивается почти вдвое.
- И что так капитан не рискует напороться дном на вновь образовавшиеся вулканические породы и коралловые рифы? – вопрошаю недоуменно.
- Да. Эти сто двадцать миль весьма опасны. Но мы встретили по дороге капитана «Твардовского», который проверил дно за сутки до нас и поделился информацией. Сейчас важнее не получить новую порцию ракушек. Корабль может затонуть от них.
Я представил себе картину. Мы посреди океана, и ракушки лезут на корабль со всех сторон как черви и пищат. Но я не видел ни одной ракушки по пути следования судна. Видел, как летающие рыбы играли наперегонки с дельфинами и с нами. Видел альбатросов и чаек отдыхающих на наших мачтах и контейнерах. Но ракушек не видел.
- Придем в Гонконг – увидишь, сказал штурман и ушел.
Так я узнал, что плыть и идти не одно и то же. Плывут бревна затонувших кораблей, плывет мусор, плывут тушки больных рыб. Но осмысленное передвижение по поверхности воды управляемое умом и руками человека определяется как «идти».
Поэтому мы пришли в Гонконг ближе к вечеру, как раз перед тем как солнце садилось за горизонт. По мере приближения к берегу порта Гонконг к нам с китайского катера пришел местный штурман и взял управление нашего корабля под свой контроль.
Во всех портах мира такое правило. При подходе в местный порт – корабль передается в руки местного штурмана, который знает все особенности своего родного порта. Он как диспетчер аэропорта – знает все расписание всех кораблей, когда, кому и куда надо идти. «Не плыть». Если корабль поплыл – то он тонет.
И наш корабль почти начал «плыть» в бухте Гонконга. Его взяли на буксир и тут же с трех спасательных катеров в воду бросились водолазы с длинными скребками похожими на лопату. С высоты борта корабля они выглядели как гоблины инопланетяне в облегающих темных костюмах с трубками во рту и с лопатами острыми наперевес. Водолазы облепили днище корабля со всех сторон - это видно было на мониторе.
Я перевесился через поручень от любопытства, а что там происходит. А происходило вот что.
Поскольку уже зажглись огни на кораблях и город Гонконг зажегся миллионами ярких огней, водолазы с включенными фонарями неистово отдирали ракушки от дна контейнеровоза «Гамзат Цадаса». В какой-то момент я даже почувствовал, что борт и весь корабль приподнимается, освобождаясь от груза.
- Если хочешь посмотреть, иди на капитанский мостик, - сказал мне штурман проходя мимо.
Я пулей выскочил на капитанский мостик и застал там разговор механика с капитаном у монитора.
- Еще бы три часа, и мы бы «плыли», - говорит капитан, глядя в монитор.
- А я и прибавил обороты, когда мы шли в теплых и горячих вулканических водах, - говорит механик.
- Начиная с выхода из японского порта, мы каждые сутки теряли скорость на полторы мили и осадка корабля по ватерлинии увеличивалась на сорок сантиметров, - говорит капитан встревожено.
- Почему в прошлый раз не было такой осадки? - недоумевает механик
- Мы тогда не попали в их колонию. А вчера попали в колонию моллюсков и ракушек, - капитан внимательно смотрит в монитор.
- Так это вчера случилось? – смотри. Механик пальцем указывает в угол монитора, где водолаз китаец соскабливает полуметровый слой ракушек. Видно, что ему это очень тяжело дается. Работу он выполняет усердно, но с остановками. Пузырьки воздуха мелкие и крупные интенсивно разлетаются в лучах подводного фонаря.
Я впервые увидел сеанс видеосвязи в реальном времени. Как они это делали я не знал. Это был ноябрь 1989 года. В Москве в это время шли октябрьские праздники и было холодно. А здесь почти на экваторе температура всегда двадцать шесть градусов.
Глядя в монитор, как работают водолазы и очищают дно я думал о вечном.
О том какие «ракушки» прилипают ко дну души, пока ты валяешься в похотливом экстазе удовольствий жизни. И обрастаешь ленью, злостью, невежеством, безразличием.
С тех пор я иду по жизни, а не «плыву», и чищу себя постом и молитвой от суетных моллюсков и липучих ракушек греха чтоб не утонуть.
Не только зубы надо чистить каждый день, но и душу свою.
P.S. На берег мы не сошли, так как мы выбились из графика на 24 часа из за чистки днища. И любовались красотами Гонконга с борта корабля. Но я обязательно поеду в этот прекрасный город, как только откроется виза.
Храм для мусора
Пошли двадцатые сутки со дня нашего отплытия из порта Находки. Мы приближались к Филиппинам. За бортом все то же палящее солнце, волны и летающие рыбки, то ли убегающие от зубов хищника, то ли играющие с волной и с кораблём наперегонки. Впереди кроме порта Манилы ещё два порта Брисбен и Сидней, прежде чем мы прибудем в Мельбурн - конечную точку нашего маршрута.
В Маниле весьма либеральная таможня. Ни у кого из нас не было визы. Нам проставил штамп в паспорт прямо на корабле филиппинец штурман, который как обычно совмещает четыре должности: штурман, таможенник, полицейский, торговый представитель. И по секрету мне боцман сказал, что тот ещё матёрый контрабандист. Перед выходом на берег мы все прошли короткий инструктаж капитана: не пить и не идти с красавицами в подворотню.
- В прошлый раз мы не досчитались двух матросов, - объявил капитан. - Одного напоили дрянью и он заснул. Второго ограбила проститутка в подворотне. Обоих полиция доставила в консульство и на обратном пути другой сухогруз их забрал. Разумеется без штанов и без довольствия. Капитан довольно засмеялся. - Если хотите повторить их судьбу - ищите приключения на свою попу. В девятнадцать ноль ноль чтоб все были на корабле.
Я посмотрел на часы - около одинадцати утра. Можно гулять чуть ли не семь часов. Поскольку мы с матросом Виталием уже сдружились на музыкальной волне, вместе и отправились «искать приключений» в Маниле. К нам присоединилась Мила, так как по вечерам в моем кубрике мы с Виталием играли по очереди на гитаре, а она была иногда благодарным слушателем и всегда хлопала в ладоши. А после моего романса Вертинского «Вы сегодня грустны, вы сегодня нежны» она даже меня поцеловала. А я такой... Ой а можно я еще спою романс?
- Не знаю, не знаю, улыбнулась Мила. - Как знать, как знать.
В тональности ля минор в аллегро ритме под гитарные струны я как сердцеед сокрушил её ледяное сердце и глаза её увлажнились. Она оказывается - «пушкиноедка». Пол ночи она читала мне стихи Пушкина.... Ой. О чем это я?
Белый задумчивый снег,
Снег января, не торопясь,
Падает на Петербург.
Город красив, как во сне.
Кони летят вдоль Невы,
Вдоль площадей мимо дворцов,
Ветер крылатку раздул,
Пушкин спешит на дуэль...
Натали, Натали,
Как вы тогда смогли,
Не отвести от него
Пули врага, Натали...
Мы вдвоем нашли приключения. Но в самом неожиданном месте.
Ехали от порта на центральный рынок на джипни. Джипни это самодельные автомобили, которые используются как общественный и личный транспорт на Филиппинах. У него открытые окна (они отсутствуют за ненадобностью) и задняя дверь отсутствует, чтоб филиппинцы на ходу заскакивали в салон и так же выскакивали. Я пробовал - у меня не получилось.В таком автомобиле может поместиться от 15 до 25 пассажиров. В один из таких и загрузились мы все около тридцати человек весёлые и довольные. Довольные потому что они получили матросское жалованье только вчера и не терпелось их потратить. А я и пассажирка Мила довольные, что унылое и однообразное сидение на корабле сменилось на трущобы и нищету Филиппин.
Мне рассказывали про нищету Филиппин. Но я увидел то что невозможно рассказать. Например, огромные стаи крыс бегают по улицам как хозяева жизни и ничего не боятся. Прямо посреди центральной улицы может быть стихийно образованная помойка. Она внезапно появляется и растёт по минутно до огромных размеров. Пока не приезжает специальная машина и не убирает ее.
Обменники валюты прямо на тротуарах на табуретке - с очень выгодным курсом. Но нас предупредил капитан и мы пошли в официальный обменник, чтоб не быть обманутыми. По дороге меня облапали три филиппинки молодые и два мальчугана нищие с почему то порванными ушами. То ли специально им уши порвали, то ли они куда не пролезли - уши мешали. И конечно «духан филиппинский». Духан прёт из всех щелей. Его невозможно описать настолько он колоритный. Ну во первых - сандал. Кананга душистая растёт на каждой улице, и ветки её воскуряют Будде в бесчисленных колокольнях и храмах прямо на рынке. Благовонные палочки «ган-чут-туп» я, Виталий и Мила взяли с собой. Купили по три пачки разных палочек благовонных. Как сувенир, и к себе в каюту. И вдруг Мила говорит.
- Пойдем благоухать Будде.
Раз Мила сказала - я согласился. С недавних пор я соглашался на все, что она хочет. А Виталий не захотел.
- Мы тебя найдём, - не совсем убедительно пробормотала Мила.
- Да. Найдем, - повернулся я к нему боком и увидел что то напоминающее буддийский храм-пагоду рядом с рынком.
Все атрибуты храма налицо. Будда, благовония, монахи в оранжевых и красных накидках. Но что то меня сильно раздражает. И не пойму что.
- Мила. Что то здесь не то. Может это не храм Будды?
- Да.- Соглашается она. - Здесь торговые ряды, здесь курят, порнографию продают. Обменники, спекулянты. Нищие, Крысы.
- Пойдём отсюда, говорю. В другой храм.
Вышли на улицу и глазами поискали специфические крыши и пагоды буддийского храма, концы которых делают завиток к небу.
Таких рядом оказалось два. Пошли в ближайший. Открыли дверь. В нос ударил характерный густой запах никотина и каких то ароматических благовоний весьма характерных для опиумного наркотика.
- Неужели и здесь притон? - пронеслось у меня в голове. - На полках и парапетах стояли голые фигуры Будды. Молодые филиппинки симпатичные явно были в трансе и что то речитативом бормотали нараспев качая всем туловищем, особенно бёдрами.
- Это же центральная часть столицы. - Недоумевала Мила. - Неужели полиции все равно, что здесь в открытую наркоманы в храме курят опиум?
- Останетесь здесь на сутки, - обратился к нам молодой человек на чистом русском языке, - и вы начнёте опиум воскурять. Русских здесь много.
- Не может быть? Откуда они здесь? - удивляюсь я.
- Там где хорошо - туда все едут, - был его ответ и он в трансе поплыл вглубь клубов дыма.
Мы с Милой больше не искали буддийских храмов. Нам достаточно было двух, чтоб понять старую русскую поговорку «Религия опиум для народа». Вдруг эта поговорка обрела материальную оболочку и яркую картину в Маниле.
Мы с Милой сделали несколько фоток, посидели в фастфуде и вернулись на корабль задолго до назначенного срока, так что успели даже отдохнуть перед ужином.
А за ужином мы сидели рядом и смеялись. И на нас поглядывали члены команды корабля. Потом мы замолкли и я начал философствовать красноречием перед Милой, чтоб ее доконать.
- Кстати наши православные храмы тоже - лавка старьёвщика и лавка антиквариата. В храме идёт одновременно литургическая служба. Идёт причастие, исповедь. И в храме деньги слюнявят, гремят мелочью. Бойкая торговля одновременно с Отче Наш.
«Сколько стоит?» - «Владыко Боже наш».
«Возьмите сдачу» - «Сия есть кровь за вас проливаемая».
«Безнличные? У вас карта?» - «Сие творите в моё воспоминание».
Сорокауст сколько, сколько? А че так дорого? - «Благословенна ты в жёнах и плод чрева Твоего».
Проверьте - не превратился ли ваш храм души в дом торговли.
В Маниле картина разгрузки контейнеров.
От Гонконга до Манилы двое суток ходу. Там надо разгружать русские контейнеры. Капитан корабля нанимает на разгрузку филиппинскую фирму. У фирмы в это время под разгрузкой стоит еще пять кораблей. Директор грузовой фирмы идет на рынок и нанимает троих бригадиров. Три бригадира нанимают 20 надсмотрщиков. Надсмотрщики — это не грузчики. Двадцать этих «не грузчиков» нанимают 100 калек с рынка обещают им по 10 долларов за разгрузку. Но эти калеки не дураки - они бизнесмены (как и я). Они хитрые, как чукчи, однако. Они нанимают 150 нищих за 5 долларов на разгрузку.
На мой дурацкий вопрос капитану « А нельзя это как то по другому?» он отвечает философской фразой. «А зачем? Все равно ничего не поменяешь. У них так заведено уже 100 лет. Слабый нанимает нищего, нищий нанимает калеку. И все при зарплате».
В результате на корабле копошатся как муравьи около 250 оборванцев-филиппинцев и от их тел ватерлиния погружается еще на полметра. Но грузят контейнеры всего 40-50 человек остальные за ними «надзирают» как начальство. И ходят с важным видом по кораблю цокая языком «Хол-л-лосо, Холо-с-сый корабль руса».
Нищета, лохмотья, грязь, вонь. После них матросы пол дня палубу отмывали.
Ребята не стройте из себя крутых бизнесменов как нищеброды филиппинцы.
Со стороны все это выглядит непристойно.
Корабли как и люди теряют свои якоря
После очередного порта с разгрузкой контейнеров на борту появляется огромное количество спиртного от продажи контрабанды. Таможня закрывает глаза на контрабанду, потому что это "разрешенка" шмотки, электроника, сигареты, спиртное.
Команда в открытом океане напивается и забывает про якорь. Якорь либо висит и мешает движению, либо цепляется за песок и замедляет движение судна. Скорость резко падает. Пьяная команда во главе с капитаном "дрючит" механика чтоб тот прибавил обороты.
Диалог капитана с механиком. Оба пьяные.
- Обороты прибавь.
- Прибавил.
- Наливай.
- Какая скорость помощник?
- 15 узлов.
- Еще прибавь газу.
- Мотор перегрелся. Не могу.
- Я тебе за что плачу? За мотор. Воду лей на мотор.
- Вылил.
- Какая скорость?
-15,5 узлов.
- А должна быть 18 узлов.
- Капитан. Есть 18 узлов. Но похоже мы якорь потеряли.
По дороге они потеряли главный и запасной якорь по пьянке.
Стоимость одного якоря от 20 тысяч долларов.
На обратном пути еще один якорь потеряли.
Я думал это случайность. Но это типичная картина для сухогрузов советских и российских.
Ребята не теряйте свои якоря когда уходите в запой.
Первая австралийская ксива - читательский билет.
Я в первый раз пересекаю экватор. И каково это в полдень не видеть собственной тени в ясную погоду? Я готовился к этому событию все утро. Но так получилось, что в полдень мы были в 80 милях, не добравшись до экватора. А после ночи мы в полдень были на 100 миль за экватором в южном полушарии когда солнце стояло прямо над макушкой. Металлическая поверхность корабля раскалилась как сковорода. Термометр за бортом показывал плюс сорок пять. Мозги плавятся и ощущение что ты в другом полушарии вверх ногами и привычное течение мыслей - набекрень, шиворот навыворот. Дурные мысли в голову лезут.
Там я впервые услышал историю от капитана о советском спортсмене Курилове, который вплавь выбрался на берег острова Сиаргао на Филиппинах. Ну, видимо всем капитанам дальнего плавания проводят ликбез «как надо Родину любить» и они подписывают соответствующие мандаты и формуляры. Он мне рассказал, что в 1974 году из советского туристического лайнера «Советский Союз» Курилов бросился за борт, плыл 100 км в открытом океане трое суток без снаряжения и остался жив.
От палящего солнца я спрятался в трюм и смотрел через иллюминатор на волны размышляя, как мне можно проплыть пятьсот метров в открытом океане. А он плыл сто километров до острова. В голове рисовались картины одна ужасней другой.
- Наверно он фантазирует. Невозможно проплыть сто километров. Ну пять еще можно. Десять максимум. Наверно у него доска была или круг. Мои размышления прервала Мила, проходившая мимо.
- Смотри что мне капитан дал. - В руках у Милы какой то список на английском языке.
- Я плохо английский читаю.
-Там на обороте перевод.
На обороте прочитал на русском.
Пристань Говарда Смита порт Брисбен.
Бесплатный пикник Парк.
Центр коал Дейзи-Хилл бесплатный.
Бесплатная 15-минутная экскурсия по Часовой башне в Музее Брисбена.
Художественная галерея Квинсленда и Галерея современного искусства (QAGOMA) в Саут-Бэнке.
Парк Капитан Бёрк под мостом Стори.
Городской ботанический сад.
Библиотека Джона Оксли и Государственная справочная библиотека.
Азиатско-Тихоокеанская библиотека дизайна и Австралийская художественная библиотека.
Квинслендский культурный центр.
Англиканский кафедральный собор Святого Иоанна.
Мост Стори-бридж.
Заповедник коал «Лоун Пайн».
Брисбенский ботанический сад «Маунт-Кутта».
Смотровая площадка на горе Маунт-Кутта.
- Это все бесплатно? - у меня глаза округлились.
- Да. Капитан говорит, только надо за автобус заплатить пять долларов. Мы придём в Брисбен через сутки и надо составить список кто куда хочет. Мы двое суток стоим в Брисбане. Но я там остаюсь и дожидаюсь своего корабля.
-А Сидней и Мельбурн?
- Я там уже была. Но мне больше Брисбен нравится. - Он такой весь курортный и солнечный.
Пробежав глазами список я конечно захотел везде побывать. Но непременно в библиотеку и в галерею современного искусства. И еще Англиканский кафедральный собор Святого Иоанна.
Понимал, что на большее у меня не хватит времени. Поставил плюс напротив библиотеки, Собора и галереи и вернул список Миле.
- А можно мне его еще оставить?
- Можно. У капитана я видела еще штук десять таких же листов.
При заходе в порт Брисбена сияющие стеклянные высотки слепили глаза, несмотря на то что они были далеко от порта.
Действительно нас ждал автобус, и весь свободный от вахты плавсостав с пассажирами Мила и я отправились в торговое представительство FESCO.
Жара для меня невыносимая и я пересел под кондиционер в автобусе. Приехали через тридцать минут в особняк трёхэтажный, утопающий в зелени пальм и секвой. В тени пальм плюс тридцать пять. Зашли в старинный особняк и я опять сел под кондиционер. Двух сеансов кондишн мне хватило по тримдцать минут, чтоб у меня появилась температура и я простудился.
Мои бесплатные экскурсии оказались под угрозой срыва. Что я буду двое суток на корабле делать? - пронеслось у меня в голове. - Тем более Милы не будет. Она увидела моё состояние и дала какие то две таблетки.
- Гонконгское лекарство. Мёртвого ставит на ноги.
Я проглотил их мигом и через пол часа почувствовал облегчение. Соплей нет и горло не болит. Но пока лечился и жалел себя - автобус на бесплатную экскурсию уехал.
Очень представительный мужчина, работник FESCO в джинсах и тенниске подошёл ко мне.
- Ты не поехал?
- Я опоздал.
- Я сейчас в город еду могу подвезти.
Мы вышли во двор и я онемел от его красного авто. Лобовое стекло почти под углом сорок пять градусов тонированное. Кузов обтекаемый как гоночный автомобиль. Тюнинга немного, но он весь позолоченный. А внутри кожаное сидение и панель приборов с навигацией. Это 1989 год. В Москве кроме Мерседеса и Вольво я ничего не видел.
Мы доехали до Австралийской художественной библиотеки.
- Вон там через триста метров еще одна библиотека Джона Оксли. На тебе путеводитель по Брисбену. Здесь все дороги ведут в порт. Не заблудишься. И он уехал.
Сначала я растерялся в незнакомом городе, но решительно открыл дверь и зашёл внутрь.
У меня всегда возникает священный трепет когда я захожу в библиотеку. Это с детства.
Старший брат меня иногда брал с собой в библиотеку, когда я ещё в школу не ходил. Сладкий запах книг будоражил мои фантазии. Если бы можно было я бы их ел. В смысле книги.
Мне нравились обложки, полки, молодые библиотекарши. В одну из них я влюбился и мечтал, что она бесплатно каждый день будет мне давать на завтрак, обед и ужин по одной книге кушать. Чтоб я не умер от голода.
От фантазий меня вернула в реальность служащая библиотеки.
- This way for you. Показала рукой. Я не понял что она сказала,но догадался что мне в центральное окошко.
- Is this your first time? Я опять не понял. На всякий случай кивнул головой и произнёс - Йес.
- Give me your passport or license. - Слово паспорт я понял, остальное не понял. И протянул ей паспорт.
Видимо таких как я здесь много ходит, и она ничуть не удивившись зафиксировала меня перед камерой. Вспышка меня осветила и через десять минут у меня появился первый австралийский документ с фотографией. Я был горд, доволен, счастлив. И с глупой улыбкой не придумал ничего более путного, как нашёл каталог с русскими книгами и перелистывал дурацкие книги о компании Fesco, журналы Америка на русском языке и какие то эмигрантсие газеты на русском.
Ушёл я довольный собой и жизнью и потопал в следующую библиотеку, записав себе коронные фразы из словаря и из разговорника.
- I need a library card, - видимо регистраторшу предупредили, что будут приходить русские моряки с русского корабля.
- Are you from a Soviet ship? - спросила она.
- Ай, донт. Ай донт Советик. Я не советский. Нот советик, - я замахал руками в знак протеста. Не люблю когда меня обзывают советский. У меня только паспорт советский. А сам я по душе и по убеждениям не советский. Но регистраторше австралийке то все равно.
Так я впервые узнал, что «советик» для меня является ругательным словом. У меня на руках оказался второй читательский билет с фото. Я тогда ещё не знал всех законов австралийских. Если бы я знал, я бы по читательскому билету мог получить много «плюшек» бесплатно: кредитную лимитную карту на мелкие расходы на тысячу австралийских долларов, бесплатный проезд на некоторых маршрутах городского транспорта, краткосрочные бесплатные курсы английского языка при церкви, некоторые бесплатные книги, некоторые бесплатные экскурсии. Бесплатные обеды в Армии спасения. Бесплатные продукты в специальном супермаркете. Но я этого не знал в первый день пребывания на австралийском острове везения. «Где крокодил не ловится, не растёт кокос». Все здесь ловится, и отлично клюет.
Удивительно, но я не заблудился. Попал ещё в две точки по списку и к ужину вернулся счастливый на корабль с двумя ксивами в кармане. И тут же похвастался капитану, какой я начитанный и грамотный.
Капитан равнодушно взглянул на мои билеты и чуть не зевая обронил.
- Не хочет здесь в Кливленде жить никто. Летом сорок пять, а зимой тридцать градусов.
- Сейчас лето?
- Сейчас декабрь. Лето. Кристмос на носу.
Только сейчас я вспомнил, что в городе кое где видны были ёлки и слышались рождественские шлягеры.
- У нас зима - у них лето?
- Хуже всего в январе. Когда каменщик дует с пустыни.
- Кто этот Каменщик?
- Сухой огненный ветер из пустыни. Я один раз его застал здесь в Брисбне. Это атомная война. Это жесть. Поэтому никто не хочет здесь жить. Ну. Хотя здесь чуть более одного миллиона эмигрантов. Но все едут в Мельбурн. Там условия комфортные. Ты хочешь здесь остаться?
- Я не знаю. Как примет меня родня. Как в церкви примут.
- Ты в церковь ходишь?
- Да.
- Ну, ну.
Капитан таких как я насмотрелся на своём веку, и я для него очередная статистическая единица, которую надо доставить из точки А в точку Б.
До точки назначения Мельбурн ещё идти пять суток. И следующий порт Сидней через полтора суток.
Двоякое впечатление у меня от Брисбена.
Вроде гостеприимный город. Я получил две австралийские ксивы за полтора часа. Почти все блага жизни можно получить здесь бесплатно. Резкий контраст с Филиппинами. Там такой же климат, но нищета, грязь и два миллиона жителей. Здесь все идеально чистое и блестит купается в роскоши и жителей чуть больше миллиона.
Многих вещей я ещё не понимал, так как это был первый день в Австралии, но выводы были просты.
- Если есть возможность - покупай. Если есть возможность - бери задарма.
- Важно в первый день сделать правильные дела.
- Не садись под кондиционер.
- Не опережай события.
- Не приставай к незнакомой девушке Миле.
- Не рассказывай все капитану.
- Не торопи события - они сами тебя поторопят.
До моих мозгов дошло что такое кенгурятник только в Австралии.
У нас было путешествие на "КОУЧЕ" из Мельбурна в Перт с востока на запад через пустыню. Коуч - это ковчег на колесах, в котором есть все: душ, туалет, кофе-бар. Ехали ночью. Спать хочется. Первый сон около 11 часов был какой то неспокойный так как были какие то хлопки легкие и они раздражали каждые 10-15 минут. Потом ближе за полночь эти хлопки переросли в какие то странные громкие буханья и сотрясения корпуса автобуса, как будто ветер ураган трясет нас.
Сон совсем пропал когда эти буханья и удары стали сильные как будто автобус пробивает стену с ватой и не останавливается.
Смотрю все спят - я один такой несмышлёный, не понимаю что происходит. Вижу Сергей продрал глаза и что то пробормотал.
- Сергей, а что это за удары?
- Это кенгуру.
- Так надо остановиться - перевязать, отвезти ветеринару, говорю я.
- Мы так никогда не доедем. По дороге мы сбили уже минимум 20 штук а еще ехать шесть часов.
Где то под утро с рассветом солнца мы заехали в пустыне не мойку. Через каждые 50-60 км в Австралийской пустыне на трассе стоят мойки. Туда заезжает транспорт, коуч и специально обученные люди смывают следы крови и шкур от кенгуру.
Выходить из автобуса в туалет не обязательно, потому что туалет прямо в автобусе. И кофе бар прямо в автобусе. Это 1990 год. В России только появляются иномарки с кенгурятником. И никто не понимает истинный смысл этого слова кенгурятник: просто решетка от нижней части бампера до крыши. И зачем она - никто не понимает.
Ребята одевайте кенгурятник. Всегда.
Сидней и Мельбурн.
Пока мы шли от Брисбена в порт Сиднея я вспоминал всю свою родню.
И вот что вспомнил.
Про дедушку Ванца мама мне часто рассказывала. А бабушку Марию Ванца я помню до тринадцати лет и даже похороны бабушки помню. Приехала многочисленная родня ее хоронить. Даже двоюродные тети из Ходачкова приехали. Это две родные сестры тети Насти, которая мне сейчас вызов в Австралию сделала, и которая будет меня встречать в грузовом порту. Я не представлял, как она выглядит, потому что мне показали ее фото, когда она была барышней в 1941 году.
Оказывается, ее муж Петр всю жизнь проработал крановщиком в грузовом порту Мельбурна и знает там весь персонал, хотя уже год как он вышел на пенсию.
Мы еще раз созвонились через рубку радиосвязи, и они обещали, что встретят меня на своем авто.
Перед поездкой в Австралию я специально заехал в родительский дом летом, чтоб расспросить маму некоторые подробности о тете Насте.
Сделал фото совместное с мамой и маминым братом Николаем, так как он и мама очень похожи на тетю Настю очертаниями и глазами. Историю о том, что Настя и Петр познакомились в плену у немцев я услышал впервые от мамы. А дядя Коля усмехаясь добавил.
- Коля. Да они из нищеты убежали в плен. В плену дармовая еда, а у них семь детей. Настя самая младшая. Ее все обижали и ей ничего не доставалось от еды – вечно голодная и худая как скелет. Я ее помню. Шкет вот такой. – И показывает рукой себе до груди. Дядя Коля сам не очень высокий, коренастый и ниже моей меня на голову. Я представляю какая она маленькая меня будет встречать. Петра ее мужа никто из родни не знает. С помощью мамы я составил родословное дерево своей родни по маме. Получилось очень древнее дерево. Вот оно.
Стрелкой показана степень родства тети Насти и моей мамы Оли и моего папы Николая. Мой папа и мама похоронены на кладбище Грисс в городе Рочестер штат NY. Тетя Настя и дядя Петр похоронены на кладбище Данденонг в Мельбурне.
Но пока все молоды, в расцвете сил живы и полны нежных родственных порывов любви.
Пришли мы в Сидней поздно вечером, и только на следующее утро нам капитан разрешил выйти на берег.
- Только к четырем возвращайтесь. В пять уходим от причала.
Чтоб не испытывать судьбу, я не решился сам один выйти в город. Пристроился к плавсоставу к бывалым путешественникам, которые не первый раз в Сиднее.
Они знали где и на какой номер садиться чтоб добраться в центр города. Я тогда еще не знал, что мне предстоит побывать в этом городе еще один раз. Хотя столица Австралии Канберра, Сидней считается второй столицей континента. Здесь индустрия, промышленность, финансы, наука, интеллигенция. Видимая часть города как на ладони – небоскребы, банки, церкви, храмы. Церковных зданий очень много в Сиднее. На одной улице пять или шесть. А на центральных площадях еще больше. Правда многие заколоченные досками на окнах. По надписям можно было прочитать чья это церковь. Католическая, протестантская, Англиканская, Армии Спасения.
- А православная церковь есть в Сиднее, - с жаром вопрошаю.
- Есть. Туда автобус ходит, кажется пятнадцать.
- Да пятнадцать. Хочешь поехать?
- Не знаю. А успеем?
- Нам на рынок еще надо, туда-сюда два часа пройдет. Сейчас половина второго. Нет. Не надо рисковать. Еще успеешь. Из Мельбурна сюда поезд и автобус едет пять часов. Прогуляешься.
Так в меня заложили программу второго путешествия в Сидней.
Оставшиеся полтора суток до Мельбурна меня раздирало. Я каждые пол часа ходил на нос корабля и выглядывал берег Мельбурна. Мне казалось, что я пропущу самый интересный момент в своей жизни – причал к берегам Австралии. Я тогда был наивный молодой человек, с черными усами, мало битый по жизни, с недюжинными способностями и невероятными амбициями покорить не только Австралию, но весь мир. Чтоб я мог вот так запросто как капитан корабля крикнуть «Лево руля», «Право руля» и корабль жизни поворачивал мою судьбу в нужное русло: приключений, довольства, достатка, романтики, творчества. Я вел дневник, но он остался дома. А на корабле я не вел дневник, я все запоминал и фотографировал. Фото очень мало осталось одна или две и те плохого качества.
После очередного пятьдесят пятого забега на нос корабля я увидел на горизонте черную полоску земли.
- Мельбурн, - закричал я. Мельбурн. Я иду к тебе. И оглянулся, не видит ли кто меня и не крутит ли у виска пальцем. Но плавсостав утомленный вахтой, кто спал, кто смотрел боевик американский, кто стирал свои рубашки. Я проверил чистые ли мои рубашки и весь дрожа от нетерпения, одел чистую рубашку, стал на цыпочки на нос корабля и запел Авве Мария Шуберта во весь голос. До выхода фильма «Титаник» еще целых десять лет. Я не знал, что это так клево встать на поручни корабля ловить ветер удачи и петь на всю глотку любимую песню Авве Мария. Эхо неслось по волнам и мне было наплевать кто меня слышит и, кто крутит у виска пальцем. Я был счастлив как бывает счастлив любой путешественник, добравшийся до точки назначения.
Очень медленно наш корабль входил в бухту порта Мельбурн. Я перевесился через поручни. И ожидал увидеть картину – толпы людей, цветы, музыка «прощание славянки». Ну, как обычно у нас в фильмах показывают причал с публикой и веселой музыкой оркестра.
Какое же у меня было разочарование, когда корабль «Гамзат Цадаса» пришвартовался правым бортом, что на всем многокилометровом причале стояла одинокая пара. И это одинокая пара тети Насти и ее мужа Петра. С одной стороны, это ужасное разочарование, с другой стороны это так трогательно, что тебя встречают две родственные души.
Портрет дяди Петра не сохранился. А Тетя Настя для меня навсегда останется родной тетей Настей, которая приняла меня как сына, хотя у нее своих три сына мои ровесники: Петр, Богдан, Майкл. (О них во второй главе).
- Мы здесь стоим четыре часа, - первые слова которые сказала тетя Настя мне.
- Нам так сказали в диспетчерской, что корабль придет в девять утра. А сейчас уже час, - сказал дядя Петр.
Мы обнялись, поцеловались и поехали домой.
Меня ждало австралийское приключение длинною в шесть месяцев.
Конец Первой Главы.
Продолжение путевых рассказов следует. Николай Матвиенко. 2025 год.
